Материал подготовила член союза журналистов России,
Поисковик-краевед Дэя Григорьевна Вразова,
Посвящается подвигу речников и моряков периода
Сталинградской битвы.
E-mail: deya212@rambler.ru
Стр.1 / Стр.2 / Стр.3 / Стр.4 / Стр.5 / Стр.6 / Стр.7 / Стр.8 / Стр.9 / Стр.10 / Стр.11 / Стр.12 / Стр.13 / Стр.14 / Стр.15 / Стр.16 / Стр. 17 / Стр.18 / Стр. 19 / Стр.20 / Стр.21 / Стр.22 / Стр. 23 / Стр.24 / Стр.25 / Стр.26 / Стр.27 / Стр.28 / Стр.29 / Стр.30 / Стр.31 / Стр.32 / Стр.33 / Стр.34 / Стр.35 / Стр.36 / Стр.37 / Стр.38 /
Вспоминает Е. И. Малашенко:
«12 декабря 1942 года Г. Гинзбург вместе с матросами В. Брикусом и В. Овчиковым захватили пленного 524-го пехотного полка 297-й пехотной дивизии. Допрос пленного проводили А. Н. Туровец и переводчик П. П. Плотников».
Тот же Плотников вспоминает:
«Наши разведчики активно действовали во время наступательной операции под Сталинградом. 15 января 1943 года они очистили от немцев овраг Западный. К этому времени они обзавелись трофейным оружием, в первую очередь пистолетами, и очень гордились этим. Помню, Гриша показал мне пистолет "парабеллум"...» А через несколько дней в штаб бригады были вызваны все моряки, имеющие морские специальности. С нами встретился капитан второго ранга — зам. командующего Волжской флотилией. Оказалось, что на бронекатерах выбыл из строя почти весь личный состав (из-за длительного пребывания в неотапливаемых катерах у моряков от переохлаждения отнимались конечности), их надо было заменить на несколько дней, до прибытия пополнения. И хотя моя специальность штурманского электрика-подводника не была нужна на бронекатерах, меня тоже отобрали: мол, знаком с морской службой и сможет быть матросом «на все руки» и пулемётчиком. Нам выдали тулупы, ватные брюки и валенки, но шесть дней, проведённые на катере, у меня связаны с пронизывающим холодом, от которого мы все очень страдали. Ночью мы делали 3-4, а иногда и 5 рейсов через Волгу (Волга не замерзала, шла шуга). На правый берег везли свежие части и боеприпасы, на левый — раненых и эвакуированных жителей Сталинграда. Волга «горела». Там и сям пылали севшие на «банки» подбитые огнём противника баржи и пароходы. Бронекатера тоже часто подбивали, так как немцы в двух местах на участке 62-й Армии вышли к Волге и стреляли по нам из пушек прямой наводкой. Если подбили не всех нас, то этому мы обязаны замечательным Сталинградским лоцманам, которые очень хорошо изучили засоренный потопленными судами фарватер реки и вели бронекатера по таким слаломным курсам, что за короткие промежутки времени, когда мы попадали в полосу освещения прожекторами или ракетами, немцы не успевали пристреляться. На моём бронекатере лоцманом был пожилой речник — саратовец, который плавал по Волге на грузовых судах уже больше 30 лет. Он не только прекрасно знал фарватер и все места затопления судов, но проявлял чудеса хладнокровия, мужество. Он заменял рулевого, и катер, ведомый им, то метался из стороны в сторону, то резко останавливался в нескольких метрах от упавшего снаряда, то летел стрелой, оставляя за собой разорвавшиеся фугасы. Запомнился и такой трагический случай. Бронекатер, на котором служили временно моряки из 62-й ОМСБр (бригада эта почти всё время воевала рядом с нашей, в составе одной армии), следуя на левый берег, сел на затопленную баржу посреди реки и до рассвета не смог сняться. Когда его начали расстреливать прямой наводкой, говорят, что капитан дал экипажу команду: «Спасайся, кто может!». И четверо моряков смогли на каких-то обломках добраться до левого берега в ледяной воде. Доложили, что все пассажиры и экипаж погибли. Катер был, конечно, чуть ли не расколот: весь день по нему била немецкая артиллерия с Купоросной. Но когда с наступлением темноты к нему подошел другой бронекатер, то в трюме обнаружили несколько десятков эвакуированных женщин и детей, которые продержались часов семнадцать по пояс в ледяной воде, вычёрпывая её и ожидая помощи. После бегства членов экипажа (командир погиб первым) на катере остался только один моряк. Он поддерживал дух раненых и эвакуированных и руководил спасательными работами, будучи сам тяжело ранен. Всех спасти не удалось, больше половины пассажиров погибло от ранений и от переохлаждения, но около 20 человек выжили. Сбежавших четырех моряков судили через три дня и всех расстреляли перед строем. Через пять дней я вернулся в родную бригаду. 18 января 1943 года был мой день рождения. Капитан Туровец вечером собрался идти для установления связи и согласования боевых действий в какую-то соседнюю дивизию на север и приказал мне сопровождать его. Была метель. Падал густой снег, и был очень сильный встречный ветер. Мы шли по карте, но, ориентируясь на встречный ветер, который, видимо, изменил направление, и мы в степи заблудились. Более часа никого не встречали. Потом увидели очень большой костёр и солдат вокруг него. Оказались немцы. В темноте мы подошли к ним. Они, как и мы, были в белых маскхалатах, засыпаны снегом и обледенели. Ко мне повернулся один немец и спросил, не из такой ли мы дивизии, идём ли мы оттуда (он указал направление) и туда-то в такое место (он назвал это место). Я гортанно подтвердил: «Ja! ja», чем вполне удовлетворил его любопытство. Мы были также засыпаны снегом, у меня на шее висел «шмайсер». Немцы замерзли ещё больше нас, и всё их внимание было обращено к излучавшему тепло костру. Это и помогло нам уйти от костра невредимыми, хотя двинулись мы в направлении обратном тому, куда указал немец, задавая свой вопрос. Метель не утихала. Снег валил густой, и хотя мороз был всего градусов 12, в голой Сталинградской степи, где дул сильный ветер, было очень холодно. Шли ещё часа два-три и мечтали найти, если не искомую часть, куда Туровец должен был доставить уточненные карты и план очередного наступления, то хотя бы любое воинское подразделение. Поэтому, когда мы обнаружили железнодорожную колею, прошли по ней километра полтора, набрели на пассажирский вагон и вдруг услышали родное: «Стой, кто идёт?!» — страшно обрадовались. Солдат в тулупе и ушанке наставил на нас винтовку и потребовал «пароль», которого мы, естественно, не знали. Как мы не убеждали его, что мы свои, часовой требовал стоять на месте и грозил застрелить нас, если мы сделаем ещё шаг в сторону охраняемых вагонов. Их было всего два. Первый — пассажирский, в его окнах горел свет, полоски которого пробивались сквозь шторы маскировки. Вагон сулил тепло, но как в него попасть? Часовой потребовал, чтобы мы убирались вон, откуда пришли, тогда он не станет стрелять. Либо мы должны стоять на месте с поднятыми руками, пока скоро не появится сменный караул с «товарищем капитаном». Туровец громко скомандовал мне: «Уходим! Главстаршина, назад, я сейчас иду за тобой!», а затем шепнул: «Обойди вагоны и обезоружь часового!». Сам он стал отвлекать часового, просил у него табачку, пытался выяснить, не земляк ли он, ибо «окает» как волжанин из Горького. Часовой в разговоры не ввязывался и требовал уйти пока не открыл огонь. Мне удалось обойти два вагона, тихо приблизиться к часовому с подветренной стороны, и используя навыки разведчика, обезоружить его. Туровец заткнул ему в рот платок, и мы его связали, объясняя при этом, что вяжем его для его же пользы, чтобы его не обвинили, что пропустил нас. Говорили, что мы только погреемся в вагоне и там договоримся с его командиром. Однако в вагоне, куда мы таким незаконным путем проникли, никаких офицеров не оказалось. Это был вагон-салон, о существовании которых я знал только понаслышке, но никогда их не видел. Роскошь внутреннего убранства, тепло и яркий свет поразили меня. А когда к нам вышла красивая женщина в платье и туфлях на каблуках (я таких не видел полтора года), я сперва даже подумал, что это сон, и ущипнул себя, чтобы проснуться. Это была явь. И перед нами стояла не сказочная добрая фея, а реальная дама, жена большого командира, как выяснилось чуть позже, — представителя Ставки Верховного Главнокомандования в Сталинграде генерал-полковника (тогда ещё) артиллерии Воронова. Дама по нашему жалкому обмёрзшему виду (мы были не просто заснеженные, а даже обледенелые, на нас висели сосульки) поняла сразу, что нас надо обогреть и спасти от голода. Мило улыбаясь, широким жестом хозяйки, она пригласила нас войти в следующую часть салона, где был накрыт стол на несколько персон, и помогла снять маскхалаты и полушубки. Боже, какой это был стол! Водка, коньяк, вино, икра, семга, солёные огурцы и грибы, белый хлеб, мясо всех видов. Я и до войны не видел такого великолепия и не ел такой вкуснятины. Сперва мы оба робели, и на гостеприимное приглашение нашей спасительницы отведать царскую снедь стали «ломаться» и лепетать что-то вроде того, что мы не голодны и только что поужинали. Но это было несколько мгновений. Выпив по стакану восхитительной водки, мы не только согрелись, но и осмелели, жадно набросились на деликатесы и за следующие шесть-семь минут съели чуть ли не всё стоявшее на столе. Когда мы повторно наполнили водкой стаканы, в вагон с шумом вбежали несколько офицеров с пистолетами, и старший скомандовал нам встать и поднять руки вверх. Тут же были проверены наши удостоверения личности, но благодаря заступничеству М. или Н. Петровны (забыл уже имя этой замечательной женщины), мы были прощены за нападение на часового и наглое вторжение в вагон представителя Ставки. Нам даже отпустили пять минут на окончание трапезы, после чего в грузовике отвезли в ближайшую воинскую часть, откуда по рации связались с командиром нужной нам части (до неё оказалось около 40 км), и Туровец передал ему то, ради чего мы всю ночь блуждали по степи. Мы выполнили задание с опозданием на 12 часов, но оказалось, как это часто бывало на войне, что наши сведения не пригодились и были давно известны адресату. Только утром 19 января 1943 года, я вспомнил, что вчера мне исполнился двадцать один год. И ещё один эпизод. Примерно 26—27 января 1943 года румыны и даже немцы начали сдаваться в массовом порядке. Их соединяли в колонны по 4-5 тысяч пленных и конвоировали на сборный пункт 64-й Армии, расположенный в 15—20 километрах от центра Сталинграда. Разведчикам уже делать было нечего, и нас использовали в качестве конвоиров. Каждую колонну военнопленных конвоировали два разведчика: один впереди, второй позади колонны. Пленные были голодные, ослабленные и полузамёрзшие, особенно румыны, которых немцы сняли с довольствия, когда запасы продовольствия в окружённой группировке войск истощились. Точного учёта пленных, конечно, не вели, определяли «на глазок», что в колонне около пяти тысяч солдат и офицеров. Поскольку наиболее слабые из них шли очень медленно, часто останавливались, ложились отдыхать, колонна невольно растягивалась на несколько километров. Оставлять сотни таких ослабленных пленных на дороге нельзя было. Начальник штаба бригады подполковник Ермишкин приказал отстающих, которые идти не могут, пристреливать. Я был возмущён таким приказом, но Ермишкин объяснил, что таково указание СМЕРШа и армейского начальства, а приказы не обсуждают. А если я хочу знать мотивы приказа, то да будет мне известно, что накануне был случай, когда отставшие от колонны военнопленные немецкие офицеры во главе с группенфюрером СС убили конвоира, шедшего позади колонны, а затем напали на тыловой обоз, убили шоферов и сопровождающих тыловиков и разграбили продовольствие. Вместе с тем, Ермишкин рекомендовал не увлекаться расстрелами отстающих, чтобы довести до приёмного пункта по возможности больше пленных и получить документ о приеме если не пяти тысяч, то хотя бы 4900 военнопленных. Я вёл колонну военнопленных вдвоём с разведчиком Тарабриным Лёшей. Человек он был угрюмый и жестокий. У него был «личный счёт» к рейху: вся его семья была жестоко убита немцами на оккупированной Брянщине. Поэтому он, нисколько не смущаясь, жестоко расстреливал отстающих от колонны и, как я понял после первых пяти километров пути, он мог так убить половину конвоируемых. Я шел впереди колонны, а Лёха — позади. Первый привал сделали через пять километров пути. Хвост колонны подтягивался к месту привала почти час, и всё это время я слышал короткие очереди Лёшкиного автомата. Я приказал ему перестать расстреливать, тем более, что жертвами его расправы были румынские солдаты, которые действительно были очень слабы и идти не могли. «А что мне с ними делать? Оставить за спиной? — злился Тарабрин — не нести же их на себе!»
Я понял: если так будем двигаться, то, во-первых, растянемся километров на десять, во-вторых, не доведём до приёмного пункта даже двух из пяти тысяч. И вдруг, после слов Лёши о том, что он не может нести военнопленных на себе, меня осенило. Я велел старшему из немцев, военному врачу в чине полковника, провести точный учёт его соотечественников и доложить мне об их физическом состоянии: смогут ли они за три часа пройти ещё двенадцать километров, где их ждёт тепло и кормёжка. Такой же приказ я дал румынскому майору — старшему у румын. Оба говорили по-русски. Из-за этого «переучёта» привал длился более часа. Зато, получив необходимые сведения, я приказал немцам (их было вдвое больше, чем румын), чтобы каждого слабого румына тащили на себе, либо под руки по два немца. В случае невыполнения приказа расстреляны будут не только отставшие румыны, но и их «буксировщики» - немцы. Больше расстрелов не было. А в армейской газете появилось фото нашей колонны с подписью: «помощь союзникам». В последних числах января по моему, основанному на опыте конвоирования этой колонны, предложению командир бригады Мальчевский распорядился не брать индивидуальных пленных, особенно тех, кто приходил без оружия. Он объявил по громкоговорящей связи и в листовках, что принимать пленных у нас будут только в организованном порядке: противник должен сдаваться только в составе отдельных батальонов, полков, а лучше — дивизий, с оружием и знамёнами частей. 29 и 30 января учёт пленных вели уже только по номерам частей с указанием примерного количества солдат и офицеров. На армейский сборный пункт их тоже конвоировали уже организованно.
Материал подготовила член союза журналистов России,
Поисковик-краевед Дэя Григорьевна Вразова,
Посвящается подвигу речников и моряков периода
Сталинградской битвы.
E-mail: deya212@rambler.ru
Стр.1 / Стр.2 / Стр.3 / Стр.4 / Стр.5 / Стр.6 / Стр.7 / Стр.8 / Стр.9 / Стр.10 / Стр.11 / Стр.12 / Стр.13 / Стр.14 / Стр.15 / Стр.16 / Стр. 17 / Стр.18 / Стр. 19 / Стр.20 / Стр.21 / Стр.22 / Стр. 23 / Стр.24 / Стр.25 / Стр.26 / Стр.27 / Стр.28 / Стр.29 / Стр.30 / Стр.31 / Стр.32 / Стр.33 / Стр.34 / Стр.35 / Стр.36 / Стр.37 / Стр.38 /