Материал подготовила член союза журналистов России,
Поисковик-краевед Дэя Григорьевна Вразова,
Посвящается подвигу речников и моряков периода
Сталинградской битвы.
E-mail: deya212@rambler.ru
Стр.1 / Стр.2 / Стр.3 / Стр.4 / Стр.5 / Стр.6 / Стр.7 / Стр.8 / Стр.9 / Стр.10 / Стр.11 / Стр.12 / Стр.13 / Стр.14 / Стр.15 / Стр.16 / Стр. 17 / Стр.18 / Стр. 19 / Стр.20 / Стр.21 / Стр.22 / Стр. 23 / Стр.24 / Стр.25 / Стр.26 / Стр.27 / Стр.28 / Стр.29 / Стр.30 / Стр.31 / Стр.32 / Стр.33 / Стр.34 / Стр.35 / Стр.36 / Стр.37 / Стр.38 /
Из записок Г. Г. Я никогда не осуждаю ветеранов войны (они часто становятся реакционной частью общества, электоратом компартии), потому, что они прожили жизнь совсем не ту, какая полагается победителям, спасшим Родину и мир от фашизма. Но старость, вообще, не очень хорошее время. Не ко всем с годами приходит великодушие. Зачастую, люди, утратив красоту, силу, возможность зарабатывать, озлобляются.
Хотелось написать что-нибудь очень радостное, светлое, майское, а вспомнилось грустное и тяжелое. Что поделать, волею судьбы я оказался среди той части фронтовиков, которые воевали первую половину войны, а вторую — провели в госпиталях, поэтому большие тяготы и утраты заслонили в памяти малые и незаметные радости.
Вслед за последним ранением в августе 1943 года началась долгая госпитальная эпопея.
Вспоминает младший брат Анатолий Гинзбург:
«Мы в сентябре 1943 года получили от брата письмо, что он ранен и находится в госпитале в городе Ростов (Великий). Дядя Мотя (Марк Григорьевич Гинзбург), будучи начальником госпиталя в управлении госпиталей Горьковской области, взял просьбу о переводе его в Горьковский госпиталь. Папа наш с этой просьбой уехал в Ростов и через три-четыре дня привёз Гришу. Мы, все родные, встречали его на Московском вокзале: был он в шинели с погонами младшего лейтенанта, на костылях, одна нога от колена и ниже была в гипсе. На грузовой машине все уехали в госпиталь, где Гриша находился до весны 1944 года. Делали ему несколько операций, чистили кость (костные ранения почти всегда вызывают остеомиелит). Лежал он в офицерской палате, с многими больными и ранеными в гарнизонном госпитале. Весной 1944 года его демобилизовали. А в начале 1945 года он опять попал в Горький в госпиталь дяди, на это раз — эвакогоспиталь на площади Минина. В целом за два года он перенёс шесть сложнейших операций…» Но именно потому, что смерть, разорение, все несчастья и беды войны не обминули меня стороной, я, не задумываясь, ни на минуту, ответил бы на вопрос о самом счастливом дне моей жизни, что им был день 9 мая 1945 года. Майские праздники 1945 года обитатели 12-й офицерской палаты эвакогоспиталя номер 2817 в г. Горьком встречали в приподнятом настроении. Самыми главными событиями были радостные сводки Совинформбюро. Нас было пятеро: суровый пожилой майор, командир пехотного полка, Аракелян без ноги — в депрессии, не говорящий ни слова; - командир взвода разведки, весельчак и балагур, мегрел Володя Бокучава с простреленным лёгким (оперировавший его хирург говорил, что ему лучше уехать к себе в Грузию, иначе он погибнет в этом климате — что вскоре и произошло); - совсем молоденький харьковчанин, почти не успевший понюхать пороха — Володя Петрусь, который был в вечной тревоге, что пальцы его раненой руки не обретают подвижность в суставах; - танкист Коля, родом откуда-то из под Вологды, тяжело раненый в голову в районе виска, с повреждением центра речевой памяти; - и я. Все мы учили Колю говорить простейшие слова и считать до десяти, но он, дойдя до цифры «восемь», повторял её без конца, как ни силился преодолеть это препятствие. Мы все знали, что со дня на день должен пасть Берлин. Мы понимали, что война уже на исходе, и что лично нас — «отвоевавшихся», она уже никак не коснётся, но все пятеро так страстно желали её окончания! Мы ждали этого дня, но все, же он наступил внезапно. Мы сидели возле окон и обсуждали методику вечерних занятий с Колей. Почти двое суток лил бесконечный серый дождь, уже с девяти часов вечера центральная улица города — Свердловка — и площадь Минина, куда выходили окна госпиталя, были безлюдны. Блестели лужи на асфальте при свете тусклого фонаря, да по стеклам окон плыли струйки дождевых стрел. Погода навевала тоску и уныние. В госпитале царила тишина.
После очередного урока разговорной речи, закончившегося проклятым «восемь, восемь…», даже не дождавшись отбоя, мы уснули. Ночью все проснулись как по команде, разбуженные весёлым гомоном в коридоре и торжественным голосом Левитана. Еще не услышав возгласов «Победа!», мы все поняли. В одном белье, в госпитальных халатах и тапочках, все, кто в состоянии был двигаться, высыпали на улицу. Впервые наш строгий вахтер, тетя Капа, не задерживала нас у выхода, а любезно распахнула двери. Дождь продолжался, но его уже никто не замечал. Со всех сторон по лужам бежали к нам счастливые жители. Люди обнимались и целовались, радостно кричали, пели песни и танцевали под дождём. В тапочках и на костылях мы плясали в лужах с жителями соседних домов. До рассвета продолжалась весёлая вакханалия среди луж. На эти несколько часов люди забыли о своих горестях и невзгодах, о тревогах и заботах. Перестали болеть раны. Молчаливый майор Аракелян приплясывал на костылях, задорно смеялся и поздравлял каждого с Победой. Володя Бокучава, для которого простуда была смертельно опасна, промокший насквозь ходил между группами людей, сообщал всем, что завтра же он женится на медсестре Тане, устроит свадебный пир на всю Мегрелию и приглашает всех горьковчан в гости. Володечка Петрусь со слезами радости обнимал нас загипсованной рукой и впервые не обращал внимания на неподвижность пальцев. А Коля в эту ночь произнес, наконец «девять»! Никогда ранее и потом за прошедшие после этой ночи более шестидесяти лет мне не приходилось видеть такой непосредственности и чистоты чувств, проявленных одновременно сотнями совершенно разных по возрасту, характерам, интеллекту и привычкам людей. Охватившая всех радость Победы явилась наглядным примером единомыслия и великой сплоченности народа-победителя. Да, Победа была подлинным всенародным торжеством, это и было Счастье! На этом заканчивается часть мемуаров, написанных незадолго до смерти Григорием Гинзбургом. Остались незавершённые наброски, записи, статьи и интервью, которые мы попытались систематизировать и прокомментировать.
Материал подготовила член союза журналистов России,
Поисковик-краевед Дэя Григорьевна Вразова,
Посвящается подвигу речников и моряков периода
Сталинградской битвы.
E-mail: deya212@rambler.ru
Стр.1 / Стр.2 / Стр.3 / Стр.4 / Стр.5 / Стр.6 / Стр.7 / Стр.8 / Стр.9 / Стр.10 / Стр.11 / Стр.12 / Стр.13 / Стр.14 / Стр.15 / Стр.16 / Стр. 17 / Стр.18 / Стр. 19 / Стр.20 / Стр.21 / Стр.22 / Стр. 23 / Стр.24 / Стр.25 / Стр.26 / Стр.27 / Стр.28 / Стр.29 / Стр.30 / Стр.31 / Стр.32 / Стр.33 / Стр.34 / Стр.35 / Стр.36 / Стр.37 / Стр.38 /