Материал подготовила член союза журналистов России,
Поисковик-краевед Дэя Григорьевна Вразова,
Посвящается подвигу речников и моряков периода
Сталинградской битвы.
E-mail: deya212@rambler.ru
Стр.1 / Стр.2 / Стр.3 / Стр.4 / Стр.5 / Стр.6 / Стр.7 / Стр.8 / Стр.9 / Стр.10 / Стр.11 / Стр.12 / Стр.13 / Стр.14 / Стр.15 / Стр.16 / Стр. 17 / Стр.18 / Стр. 19 / Стр.20 / Стр.21 / Стр.22 / Стр. 23 / Стр.24 / Стр.25 / Стр.26 / Стр.27 / Стр.28 / Стр.29 / Стр.30 / Стр.31 / Стр.32 / Стр.33 / Стр.34 / Стр.35 / Стр.36 / Стр.37 / Стр.38 /
На станции Ряжск мы пробыли не больше часа, пока командовавший боевыми действиями майор Шангин (имени его я не запомнил, но мне кажется, что Ян Сурнин называл его Васей) вёл переговоры с авиаторами об огневой поддержке с воздуха. Вместе с четырьмя автоматчиками я был назначен в головной дозор (приглянулся Яну Сурнину как спортивный парень, знающий немного немецкий). Скрытно до рассвета мы подошли к городу с юго-востока, от кладбища. На окраине возле церкви увидели костёр, возле которого грелись два немецких часовых. Ян поставил задачу головному дозору «снять» их финскими ножами, без шума. Костёр, видимо, слепил немцев, и нам удалось четверым в темноте подобраться к ним незаметно. По сигналу здоровенного автоматчика по имени Иван (фамилии его я так и не узнал) мы сзади набросились на беспечно греющихся часовых и всадили в спины каждого по два финских ножа. Мой немец даже не пикнул, а второй страшно захрипел. Задание мы выполнили, но это был мой первый убитый немец, и я ещё довольно долго не мог избавиться от подступившей к горлу тошноты и противного мне самому чувства жалости и брезгливости. Убили-то живых людей! Володя Мякото подтрунивал надо мной, хотя я, конечно, пытался скрыть своё смятение. Он говорил о моей интеллигентской чувствительности и дразнил меня «плакальщиком» по фашистам. Он говорил мне: приучай себя не считать немецких солдат за людей. Это — свиньи и палачи. Убивай их без тени сожаления, так, как закалывают свиней. Я возражал, что никогда мне не приходилось колоть свиней, а свинья, между прочим, тоже живое существо, которое хочет жить. А у убитого мной немца, возможно, остались в фатерлянде дети и жена, и они не виноваты, что Гитлер погнал на войну их отца и мужа. Тут уж Володя взрывался возмущением и призывал весь взвод заклеймить позором этого «слизняка Гинзбурга»: «А знаешь ли ты, что немецкие фашисты уничтожают евреев во всех странах Европы и в Германии, что они считают себя высшей расой и ненавидят всех других, кроме арийцев. Да если бы ты не убил этого негодяя, он сегодня убил бы тебя или кого-либо из нас! Как ты смеешь считать этого солдата-фашиста человеком. Никакой Гитлер не погнал бы его в СССР убивать, если бы он сам не захотел нашей крови, нашей земли, не захотел загнать в гроб всех евреев, в том числе и твоих родных! Да если ты сегодня же не убьешь еще трёх фашистов, я тебе руки не подам!». Мне было страшно стыдно. Я отвечал, что он зря клеймит меня позором, что я вовсе не жалею убитого фашиста, но просто делюсь мерзким чувством от сознания, что ты всаживаешь финку в живое тело. Мне ничего не помогало. Мякото продолжал меня клеймить, а сам я сгорал от стыда за свою интеллигентскую чувствительность и сам себе обещал, что выработаю в себе железную жестокость к лютому врагу. После снятия часовых наши матросы заняли исходные позиции возле немецких танков, машин и мотоциклов, стоящих вдоль главной улицы города по обе стороны, и возле домов, в которых мирно спали фашисты. Мы ждали сигнала с другого конца города, где должны были тоже незаметно вырезать часовых. Но там вдруг началась ружейная и автоматная перестрелка. Увидев трассирующие линии, майор Шангин дал команду на штурм, и мы бросились к немецким машинам и к домам. На нашем участке немцам не удалось воспользоваться ни одной автомашиной, ни одним танком, но на западном участке они успели занять несколько машин и начали бежать на запад. Их преследовал огонь артдивизиона, а затем еще подоспела пара наших штурмовиков и добивала убегающих немцев. Немцы пытались контратаковать. Особенно беспокоил нас их минометный огонь, от которого после двух дней боёв из двух пулеметных взводов остался практически только один. В частности, в первый день был убит Иван, вместе с которым я «снимал» часового. А на второй день немецкая мина прямым попаданием накрыла Володю Мякото, моего дорогого, непримиримого к немцам земляка. Я потом часто вспоминал его и пытался привить себе такую же лютую, ненависть к фашистам, которой пылал он. Умом я понимал, что он был прав, а потом я уже узнал о беспримерных зверствах оккупантов, о Бабьем Яре, о Холокосте и т. п.; это всё подогревало мой гнев и мою ненависть к фашизму, как явлению. Однако же должен сознаться, что в каждом конкретном немецком солдате, в том числе в тех, кого мне потом приходилось брать в плен, я продолжал видеть человека и не мог вытравить из себя этого, как говаривал Мякото, «интеллигентского слюнтяйства». Через два дня подошли в Скопин части 10-й Армии. Наш батальон сдал им позиции, и враг так и не прорвался к Рязани. А нас сразу вернули в Ряжск, усадили в наши же теплушки, и мы вернулись в Подмосковье. Высадили нас в Загорске (ныне Сергиев Посад), где был штаб 1-й Ударной Армии, откуда мы совершили переход в г. Дмитров. В составе частей 1-й Ударной Армии генерал-лейтенанта Кузнецова, на её правом фланге, 84-я ОМСБр развернула свои боевые порядки, готовясь к контрнаступлению от Москвы на Клинском и Солнечногорском направлениях. Много лет спустя мне попалась книга воспоминаний Маршала Советского Союза Ф. И. Голикова «В московской битве», и там я прочёл, что в ноябре 1941 года Голиков командовал 10-й Армией, которая шла навстречу немцам в город Скопин, чтобы преградить им путь на Рязань. Но немцы заняли Скопин раньше. И тут появился какой-то неизвестный батальон моряков, который смелым броском выбил немцев из города и удерживал его до прихода частей 10-й Армии. Ни номера морской бригады, ни номера батальона, ни фамилий командиров, руководивших боем за Скопин, Маршал Голиков не знал. Если этого не знал командарм, то, естественно, не узнало и Главнокомандование Красной армии, тем более что операция проводилась только частью бригады (другая её часть вместе с командиром еще находилась в Загорске), а вскоре командир 84-й ОМСБр полковник Молев Василий Андреевич погиб под Москвой при штурме высоты 220 или 222, а в течение декабря погибли почти все штабные работники бригады. Больше никогда я не встречал упоминаний о нашей Скопинской боевой операции, и очень обидно, что об этом важном бое, который Маршал Голиков высоко оценил, в истории войны практически неизвестно. Между тем, эта боевая наступательная операция предшествовала контрнаступлению от Москвы. А для меня она стала боевым крещением, и потому воспоминания о ней, о майоре Шангине, о старшем лейтенанте Сурнине, о лейтенанте Мякото и о старшине 1-й статьи по имени Иван, мне дороги особенно. Как жаль, что уже не у кого теперь узнать некоторые подробности боя за Скопин, а по памяти восстанавливать события 65-летней давности очень трудно. Боюсь, что я что-то мог напутать из-за несовершенства памяти. В Загорске меня определили в пулемётный взвод, которым командовал моряк-лейтенант Масленников Лев Николаевич, очень приятный парень, располагающий к себе. Он — старый моряк, умел сплотить ребят и создавал во взводе обстановку морского товарищества, как на боевом корабле. 2-м батальоном командовал тот же майор Шангин. Как старший краснофлотец, рядовой пулемётчик, я, конечно, ни фига не знал об обстановке не только на участке фронта или армии, но даже на участке нашей бригады или батальона. Я знал, как правило, задачу взвода или роты, хорошо знал, какие конкретно действия должен выполнить лично я и мой пулемётный расчет. 6 декабря наш батальон начал наступательные бои, отгоняя немцев подальше от Москвы. Насколько я мог судить, мы двигались во втором эшелоне, так как основные потери в боях несли батальоны, которые шли перед нами. Они захватывали населённый пункт или то, что от него осталось, либо какую-нибудь господствующую высоту, и оставшиеся в живых залегали, пропуская вперёд нас. Затем мы вели ожесточённый бой с противником, уже отступавшим, пока не истощался порыв или мы не встречали отчаянное сопротивление. Тогда залегал наш батальон, а другие проходили мимо нас и со свежими силами ввязывались в бой. Может, что-то было и не так, но у меня сложилось впечатление, что в первые три дня наступления наш батальон нёс потери не очень большие, и в основном мы гнались за бежавшими немцами. Двигались мы быстро и, главным образом, — по просёлочным дорогам, утрамбованным немецкой техникой.
Материал подготовила член союза журналистов России,
Поисковик-краевед Дэя Григорьевна Вразова,
Посвящается подвигу речников и моряков периода
Сталинградской битвы.
E-mail: deya212@rambler.ru
Стр.1 / Стр.2 / Стр.3 / Стр.4 / Стр.5 / Стр.6 / Стр.7 / Стр.8 / Стр.9 / Стр.10 / Стр.11 / Стр.12 / Стр.13 / Стр.14 / Стр.15 / Стр.16 / Стр. 17 / Стр.18 / Стр. 19 / Стр.20 / Стр.21 / Стр.22 / Стр. 23 / Стр.24 / Стр.25 / Стр.26 / Стр.27 / Стр.28 / Стр.29 / Стр.30 / Стр.31 / Стр.32 / Стр.33 / Стр.34 / Стр.35 / Стр.36 / Стр.37 / Стр.38 /